Деревенские адвокаты   ::   Карим Мустай

Услышал ли, учуял ли что-то - появился откуда-то Кур-бангали. При виде распростертого вниз головой ровесника, то ли живого, то ли мертвого, так и застыл, слова сказать не может, в глазах потемнело - уже сам ни жив ни мертв. Его непомерные телу длинные руки обвисли, стали еще длинней. "Убили!"

- Чего стоишь, Курбангали? Столбняк хватил? Давай поднимем и на мою телегу положим.

Они вдвоем подняли обмякшего, как тесто, Кашфуллу и положили рядом с мешком. Кто-то сунулся подсобить, Дильми оттолкнул плечом: "Нет, мы сами..."

Черную фуражку со звездой Курбангали держал в руках.

- Скажи своему зятьку, Ишти, ему это кровью отрыгнется, - сказал Дильмухамет.

- Не скажу. Сам скажи, если храбрый такой.

Боясь, что Гульгайша, увидев мужа в таком состоянии, перепугается насмерть, Кашфуллу повезли не домой, а к Курбангали, на улицу Трех Петухов. Гульгайша вот-вот должна была разрешиться, живот, как говорится, чуть не до носа уже задрался. Мать у Курбангали часто прихварывала, потому во всяких травах-кореньях разбиралась хорошо. Когда Кашфуллу до черной желчи вытошнило, она отпоила его полынным отваром. К вечеру больной поднял голову, и она велела Курбангали зарезать курицу, затопила казан, и когда уже пора было поспеть супу, послала сына за Гульгай-шой. Так вчетвером и посидели в невеселом сумеречном застолье.

Происшествие это, в ауле небьшалое, одни видели собственными глазами, другие узнали о нем с чужих слов. Долго гудел Кулуш в тот вечер.