Деревенские адвокаты   ::   Карим Мустай

- А что, иволосики льняные, и лицо белое, - обрадовалась Кумешбике. Очень нравятся ей имена, каких ни у кого больше нет, и чтоб красота их была открытая. Скажем, Ал-ма - яблоко, Хурма - ну, это и так понятно, Йондоз звездочка, Карлугас - ласточка, Шафак - заря вечерняя. У своего имени первую половину - Кумеш - серебро, она тоже любит больше.

- Ну, а мужчины что молчат?

- Кхм... пожалуй... Повторять почаще, так и привыкнешь, - стал прикидывать Курбангали, как тут к суждению жены подладиться.

- К словам женщин тоже прислушиваться надо, ровесник, я согласен, одобрил имя Кашфулла.

- К лицу имечко, как раз. Ты и сама, Гульгайша, ну, впрямь как прародительница наша Марьям, не зачав, с ребенком оказалась, - хихикнула было Кумешбике. Но Курбангали такое подшучивание жены не понравилось. Себя бы знала. Будто у самой детишки, как яблоки с яблони, падали.

- Не та мать, что родила, а та, что вскормила. Енге сегодня помолодела вся, - сказал он.

С этого дня замкнутый, с медленным, строгим взглядом Кашфулла на глазах изменился,, как-то открылся весь. Только сумерки - спешил скорей домой; мальчишек своих даже в колыбельке не укачивал, а тут ночью вставал, плачущего младенца на руках убаюкивал; девочка голову начала держать - с груди не спускал, на четвереньках пошла - на колени стал сажать. Даже когда первый раз на ножки стала - за крепкий указательный палец отца держалась. Поначалу глаза девочки были голубые, потом перешли в густую синь.