Деревенские адвокаты   ::   Карим Мустай

И, покуда он был жив, Нурислам с Курбангали, коли случалось им в кои веки в глубокой тайне и с оглядкой распить бутылку, старались потом неделю не попадаться ему на глаза. Казалось, строгий, пристальный взгляд ровесника за версту видит их греховность. Даже когда Кашфулла оставил мир, предприятия эти чаще не стали, однако совершались теперь как-то уже вольней и без оглядки. Баллыбанат или Серебряночка, хоть и ворча, но собирали закуску, наливали чаю. "Ну этих гуляк, до старости дожили, а все непутевые. Совсем без Кашфуллы распустились", - вздыхали женщины (теперь уже старушки). Но на дыбы не вставали, в душе, кажется, были довольны. Греха нет, старички их скандала не поднимали, себя не позорили, хоть и выпьют, но достоинство при них. Нурислама, который с войны пришел с орденом Славы на гимнастерке, на каждом собрании как ветерана сажают на почетное место, школьники его рассказы на белую бумагу записывают. Чего же Баллыбанат желать еще? И Кумешбике, жизнь прожив с той досадной мыслью, что золота на свете гораздо меньше, чем серебра, тоже свыклась. В молодости, когда еще сердце трепетней было, то Нажип с Носом, бывало, перед глазами встанет, то Сайфетдин Кистень в мечтах промелькнет, теперь же, образумясь, она все ближе клонилась к мужу. "Мы с Кур-бангали что кадушка с крышкой. Кажись, повезло мне с мужем", - простодушно хвалилась она. А когда старик ее ушел в могилу, порою даже немного душу грызло - за тот грех, что случился в трепетные те времена из-за Нажипа с Носом и Сайфетдина Кистеня в жарких ее помыслах. Хотя, грызи - не грызи, теперь смысла нет.