Деревенские адвокаты   ::   Карим Мустай

Вдруг отпустило застывшие больные суставы, разошлась походка и ясность наполнила сознание. Совсем маленький, совсем щупленький человечек с каждым шагом, казалось, становился все больше, все выше, все дюжей; и земля на ногах уже не виснет, и небо не гнет, шагает как в молодости, легкой побежкой идет. Нет, не шагает он плывет, как дикая утка, что рассекает мелкую рябь. И утка-то - не утка, а утиный великан. Был бы жив покойный Нурислам, увидел бы сейчас ровесника, то подумал бы: вот настоящий Алпамыша! Но если бы сказал кому, то никто не поверил бы: "Опять Враль Нурислам, - усмехнулись бы, - заливает. Курбангали - и вдруг богатырь! Должно быть, с Кумешбике спутал". Однако Нурислам, когда надо, видел все. Уж он-то разглядел бы, какой сейчас в ровеснике богатырский дух.

У Курбангали даже карточка есть: он на ней богатырем снят. Над зеркалом в рамке под стеклом висит. На голове - высокая баранья папаха, на плечах - широкая мохнатая бурка, под буркой - узкий черкесский бешмет с белыми газырями, на ногах сапоги со шпорами, на боку шашка, на поясе длинный кинжал. И в таком виде сидит он на белом коне. А конь встал на дыбы, два копыта подняты в небо. В 1931 году, когда с Нурисламом ездили в Уфу продавать овес, на сенном базаре просунул он голову в дырку в натянутом меж двух жердей полотнище и так сфотографировался. Фотографу, чтобы он в дырку просунуться смог, пришлось поставить два ящика один на другой. Зато карточка вышла отменная. А Нурислам голову совать не стал: "Все равно не поверят, что я.