JК
Деревенский пожар :: Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович
Страница: 6 из 10За это в свете про нее говорили: «C'est une sainte» [3] , а за патриотизм: «C'est une fiere matrone!» [4] Как и все русские дамы, она говорила по-французски, знала un peu d'arithmetique, un реи de geo-graphie et unpeu de mythologie (cette pauvre Leda!) [5] , долго жила за границей, а в последнее время сделалась патриоткой и полюбила «добрый русский народ». Три года тому назад она посетила родное Горбилево и с тех пор ездила туда каждое лето. Поставила в саду мавзолей покойному мужу и каждый день молилась. Ни с кем не знакомилась, кроме испытанных «друзей порядка», хозяйства не вела, а отдавала землю мужикам исполу и, видимо, экономничала. У нее был сын Сережа, правовед лет шестнадцати, и восемнадцатилетняя дочь Верочка, шустрая особа, которая тоже знала un peu d'arithmetique et un peu de mythologie.
Господа уже возвратились из церкви и сидели за завтраком, когда прибежали сказать, что Софониха горит. Батюшка мгновенно скрылся увещевать: прочие побежали к окнам и смотрели. За громадной тучей дыма не было видно пламени, но дым прямо летел по ветру на усадьбу, и чувствовался в комнатах горький запах его. Людей тоже не было видно, но по дороге вбежали к пожарищу толпы соседних крестьян и дворовых.
— Как вы хотите, господа, — сказала наконец Анна Андреевна, — а я не могу оставаться равнодушной зрительницей. Ведь они — мои. Злые люди разлучили нас, — надеюсь, временно, — но я все-таки помню, что они — мои.
Но ей не дали одной совершить подвиг самоотвержения, и всей компанией вызвались сопутствовать ей.
— Да и вообще это наш долг, — продолжала Анна Андреевна, — если б даже это были и не мои крестьяне, все-таки наша священная обязанность — быть там, где страдают.
Господа уже возвратились из церкви и сидели за завтраком, когда прибежали сказать, что Софониха горит. Батюшка мгновенно скрылся увещевать: прочие побежали к окнам и смотрели. За громадной тучей дыма не было видно пламени, но дым прямо летел по ветру на усадьбу, и чувствовался в комнатах горький запах его. Людей тоже не было видно, но по дороге вбежали к пожарищу толпы соседних крестьян и дворовых.
— Как вы хотите, господа, — сказала наконец Анна Андреевна, — а я не могу оставаться равнодушной зрительницей. Ведь они — мои. Злые люди разлучили нас, — надеюсь, временно, — но я все-таки помню, что они — мои.
Но ей не дали одной совершить подвиг самоотвержения, и всей компанией вызвались сопутствовать ей.
— Да и вообще это наш долг, — продолжала Анна Андреевна, — если б даже это были и не мои крестьяне, все-таки наша священная обязанность — быть там, где страдают.