JК
Державин :: Домбровский Юрий Осипович
Страница: 14 из 229Чего они все хотят от него?
Державин вскакивает с колен.
- Хорошо, - говорит он, стиснув зубы. - Не хочешь, не надо. Я сам себе сделаю карьеру. Я еду на архипелаг, и ты больше меня никогда не увидишь.
Разгневанный и статный, он быстро идет по залу: она едва поспевает за ним в своем тяжелом белом платье.
Маска, песочные часы, домино валяются на полу.
- Гаврюша! - кричит она, задыхаясь. Он идет, не оборачивается.
- Гаврюша! Постой!
Колени у ней гнутся и голос срывается как на ветру.
- Хорошо, я сделаю все. Он останавливается.
- Но вы уедете, а я умру от отчаяния. Он улыбается.
Боже мой, какие у него ровные, белые зубы, когда он смеется!
III
Он приехал в Казань 25 декабря. Был первый день рождества, но праздника не чувствовалось. Только кое-где в окнах горели огни и слышалась заглушенная зимними рамами музыка.
Безлюдье города его поразило.
Державин проезжал по пригородной улице. Она была длинна и пустынна, как одиннадцать лет тому назад, в день его отъезда в Москву.
Пешеходов было мало, конные объезды не попадались. Только на одном из перекрестков ярко горел нехороший желтый огонь и толпились люди. С любопытством, почти болезненным, он начал присматриваться. Над толпой, растопырив тяжелые крылья и разбросав маленькие злые головы, с перекрученными языками, как огромная крылатая рептилия, висел двуглавый орел. Здесь был кабак, или, как его продолжали называть в Казани, - кружало.
Державин вскакивает с колен.
- Хорошо, - говорит он, стиснув зубы. - Не хочешь, не надо. Я сам себе сделаю карьеру. Я еду на архипелаг, и ты больше меня никогда не увидишь.
Разгневанный и статный, он быстро идет по залу: она едва поспевает за ним в своем тяжелом белом платье.
Маска, песочные часы, домино валяются на полу.
- Гаврюша! - кричит она, задыхаясь. Он идет, не оборачивается.
- Гаврюша! Постой!
Колени у ней гнутся и голос срывается как на ветру.
- Хорошо, я сделаю все. Он останавливается.
- Но вы уедете, а я умру от отчаяния. Он улыбается.
Боже мой, какие у него ровные, белые зубы, когда он смеется!
III
Он приехал в Казань 25 декабря. Был первый день рождества, но праздника не чувствовалось. Только кое-где в окнах горели огни и слышалась заглушенная зимними рамами музыка.
Безлюдье города его поразило.
Державин проезжал по пригородной улице. Она была длинна и пустынна, как одиннадцать лет тому назад, в день его отъезда в Москву.
Пешеходов было мало, конные объезды не попадались. Только на одном из перекрестков ярко горел нехороший желтый огонь и толпились люди. С любопытством, почти болезненным, он начал присматриваться. Над толпой, растопырив тяжелые крылья и разбросав маленькие злые головы, с перекрученными языками, как огромная крылатая рептилия, висел двуглавый орел. Здесь был кабак, или, как его продолжали называть в Казани, - кружало.