Державин   ::   Домбровский Юрий Осипович

Может быть, после этого ему придется прибегнуть к виселице и топору, колесу и глаголю. Он и этим не погнушается. Ритуал смертных казней сейчас проработан до мельчайших подробностей, и он не забудет ничего: ни толстой зажженной свечи в руках смертников, ни белых рубах на них, ни гробов, сложенных сзади эшафота. На войне как на войне, сказал ему как-то Бибиков. А он - солдат и знает, что на войне употребляется все - от ножа до пушечных ядер.

Уже стало совсем темно, а он все еще сидел на коне среди снежной степи, сжимая в руках пакет. В темноте огни на линии горизонта стали огромными, как глаза чудовища. Теперь они стояли совершенно неподвижно: круглые, белые и лишенные ореола. Глядя на них, он вдруг догадался, что это не костры, а окна умета.

Стало быть, до ночлега остается ехать не больше часа.

Он спрятал пакет в сумку и тронул поводья.

И вот тут на него снова налетел ветер, ударил по лицу, дернул шляпу и засвистел в ушах.

II

30 декабря он прибыл в Симбирск.

Было уже очень поздно.

На главных улицах зажгли фонари, на заставах опускали шлагбаумы. Два часовых остановили его и долго рассматривали бумаги под желтым огнем фонаря. На запятках кареты - он ехал теперь в карете - болталась тощая и неуклюжая фигура слуги - Никиты Петрова. Рот у слуги был полуоткрыт, усталые голубые глаза тупо и безучастно смотрели в пространство.

Часовые копались долго.

Очевидно, им были даны строгие инструкции. Ни черные орлы внизу бумаги, ни подпись главнокомандующего не могли их убедить с первого раза.