Страница:
82 из 621
Борис раскрывает рот, будто поет, – неловко же торчать немым, когда на тебя наводит подзорную трубу красивая синьора, играет веером, начерненными бровями, плечом атласным.
Обещает амор небывалый, амор несказанный, амор в чертоге золоченом, сказочном.
10
– Я околдован русскими песнями, – сказал Элиас Броджио. – Поразительное, трагическое звучание.
Иезуит узнал о прибытии стольников и поспешил отыскать старого знакомого. Дела задержат его в Венеции на две-три недели, а затем церковь снова вручит ему посох скитальца. Бог ведает, когда удастся довершить заветный манускрипт, главный труд жизни – трактат о могуществе. То, что здесь оказался русский друг, весьма кстати, беседа с просвещенным человеком помогает оттачивать мысль.
– В ваших песнях, принчипе, – рассуждал Броджио, – я улавливаю предчувствие. Да, именно предчувствие громадных испытаний, к коим устремляется Московия. Царь Петр молод, но у него железная рука, рука великого воина.
Броджио считает – грядущее для России, для многих стран преисполнено кровавых битв.
– В том и ваша судьба, принчипе. Для дворянина нет занятия более подобающего, чем война. Макиавелли утверждает…
«Почто же так? – думает Борис. – Выходит, лишь простолюдину подобает наслаждаться миром, а дворянину сие постыдно? Ему, значит, судьба воевать, а из-за чего – не важно, лишь бы драться».
Сочинение Макиавелли Борис осилил, и воинственный дух флорентинца огорчает его. Мудрый ведь автор, а толкает проливать кровь.
– Мы ведем речь о могуществе светском, – напоминает Броджио.
|< Пред. 80 81 82 83 84 След. >|