Дмитрий Донской   ::   Бородин Сергей Алексеевич

– Зачем же таил сие?

– Не таил, кир, – нигде не видел, чтоб каменные ставили. Везде одним деревом обходятся. Дерева ж я не разумею.

– Древо покрывает нас. Его любим и чтим. Но пора о камне думать. Коли ты зодчий искусен – порадуешь. Скуден – берегись: снова в Рузу али в Можай пошлю. А в Можае мое дворище паче Рузы. Туда татар намедни послал, а с них строже взыскивают.

– Внемлю, кир, слову твоему.

– Стрельню в Кремле надо ставить. Иные худо поставлены, поиначить надо. Над тайником надо искусно стрельню сложить. Там ход к воде и к погребам. Можешь?

– Ставил, кир, башни. Открывался с них вид на простор моря. Подземные ходы в Цареграде прорывал. Земля просторней, когда и в земле есть пути.

Мне знакомо сие.

– Ну, добро.

Дмитрий отослал Алиса к дворскому боярину. Рында повел его. Никто, кроме князя Серпуховского, Боброка и Бренка, самых близких Дмитрию людей, не слышал его разговор с Алисом.

– Ты, Дмитрий Михайлович, порасспроси его позже, – велел он Боброку.

– Какие столпы там ставили, воинским нуждам отвечают ли? И что еще он может? И дружину ему надо немую дать. Понял меня?

– Сам думал – надо немую.

– Да и сам пусть мысль словом не оболакивает. Слово грецкое, а иные татарове – и те ему внемлют.

– Приглядим, Дмитрий Иванович.

– Не ведаешь ли, Михаил Ондреич, каковы зографы, что ныне Чудов расписывать взялись? – спросил Дмитрий Иванович Бренка.

– Дивны, княже. Не кистью касаются стен, но как бы мыслью.