Дмитрий Донской   ::   Бородин Сергей Алексеевич

Русские красные щиты поднялись.

Молча враги продолжали сближаться.

Едва не касаясь копьями о копья, остановились: не было дано знака к началу битвы – сперва следовало рассмотреть врага, обменяться первыми ударами.

Генуэзские ряды разомкнулись, и из косожской конницы на резвом вороном жеребце вырвался печенег Челубей и, обернувшись к русским, понесся вдоль смолкших ордынских рядов. Так велик был его рост, что, стоило ему вытянуть ноги, и конь мог проскочить между его ног. Стоило размахнуть ему руки, и левой рукой он коснулся бы русских щитов, а правой – татарских.

Черные губы его поднялись над крашеной, красной бородой, яркие зубы дерзко ощерились. Тяжелые оплечья скрипнули: он легко, как былинку, поднял над собой тяжкое копье и крикнул:

– А ну! Кто смел? Смерды, лапти, солома!

Многим не терпелось кинуться на него в бой, но каждый видел, сколь силен и свиреп этот враг. Много жизней покончит он, если дорвется до боя, и богатыри выжидали, прежде чем принять вызов: надо было в поединке непременно свалить врага – в том честь всего русского войска.

Тогда к Дмитрию пробрался троицкий инок Александр Пересвет:

– Отец наш игумен Сергий благословил мя в сию битву нетленным оружием – крестом и схимой. Дозволь, господине, испытать ту силу над нехристем.

– Бог тебе щит! – ответил Дмитрий.

И, раздвигая передовую цепь, Пересвет выскакал в узкую щель меж воинствами.