Дмитрий Донской   ::   Бородин Сергей Алексеевич

Весь сверкая железом вооружения, он стоял в отдалении, не решаясь подходить ближе, – почудилось Кириллу, что издавна знает этого человека, что прежде много раз так стоял в стороне от него, словно где-то разговаривал с ним… Тверда была у Кирилла память, но не мог он припомнить, где он видел сего человека.

Вот он стоит – игумен Троицкого монастыря. Как далеко по Руси растеклась слава о кротости, благочестии и уме сего советника и увещателя князей, о великой его чести у князей и бояр русских. Даже Мамай расспрашивал Дмитрия о нем в Орде.

Сергий обернулся:

– Не опасайся пчел, сыне, подойди смело.

"Боже милостивый! Просвети: где же внимал я голосу сему?"

Кирилл подошел, сложив под благословение руки, и Сергий благословил его, глядя Кириллу в лицо. Серые глаза Сергия смотрели ласково, но внимательно, словно подстерегали.

– Что тебе наказал государь Дмитрий Иванович сказать мне устно, сыне?

Кирилл потупился и, не подымая глаз, солгал:

– Велено было перенести писание, святой отче. Устного же не наказал ничего.

А когда поднял глаза, встретил серый непреклонный взор:

– Не запамятовал ли, кмете?

Теперь уже не сына, а воина спрашивает он кротко, но строго.

В памяти Кирилла стали слова Дмитрия, сказанные Боброку на башне, и он ответил твердо, глядя в глаза Сергию:

– Храню слова князя нашего до скончания жизни.

– А о татарах тебе вестимо? Где они, сколько их идет?

– О том вестимо одному только князю, отче.