Дневники и дневниковые записи (1881-1887)   ::   Толстой Лев Николаевич

Он говорит,что перенес много нужды в самое тяжелое время зимой и что же? Он бодр, здоров и узнал, общаясь с ними, добрых людей, узнал самое важное, то, что есть добро в людях. Читал Агасфера. Плохо. На мысль хорошую, но не новую, нанизан поэтический набор. Поехал верхом. Очень не в духе б[ыл] за обедом, но держался. Стал шить, всё сломал, и пришел Орлов. Рассказ его о смерти Ишутина и Успенского. Ишутина приговорили к смерти. Надели мешок, петлю, и потом он очнулся (он говорит) у Христа в объятиях. Христос снял с него петлю и взял его к себе. Он прожил 20 лет на каторге (всё раздавая другим) и всё жил с Христом и умер. Он говорил, умирая: я переменю платье.

Еще говорили о юродивых, и Лаоцы назвал философией юродивого. -Ночевал. Как мне весело было ему стелить постель. Сережа бр[ат] был. Можно было мягче с ним (1). Утром внизу как будто задирал жену и Таню на то, что жизнь их дурна (2). Тщеславился в душе тем, что ставил горшок Орлову. Написал письмо Черткову.

[18/20 марта.] Встал, застал Орлова, убрался, снес письмо. Внизу возразил Сереже сын[у] на его тупость (1).

Принес письмо еврей. Читал письмо. Странно. Это 3-й еврей обращается ко мне. Одно общее во всех. Они чувствуют, что их вера, как ни изуродована -вера, и лучше безверия прогресса. Этот кажется серьезнее всех. Но у всех какой-то спешный азарт. Вспыхивают, а не горят. -- Есть колебания, но я очень счастлив. -- Поехал верхом с Ностицем. Не знаю, что от меня дальше: няня с Иверской или такой светский юноша. К тому и другому не знаю приступа.