– Разумеется, – ответила госпожа Курякова, на полных парусах устремляясь к намеченной гавани, – она только о вас почтии говорит. О, она очень к вам расположена...
– Доброта великой княжны общеизвестна, – отозвался Лёвенвольде.
– О! Это больше, чем доброта, – продолжала свое придворная дама. – Вам можно позавидовать, ибо прекрасная цесаревна, дочь Петра Великого, во сне и наяву грезит только вами.
– Вы, надо полагать, шутите...
– Бог с вами, как я посмела бы, – быстро ответила подруга, которую создавшаяся ситуация начинала заметно тяготить, – чувствительность Елизаветы не уступает ее красоте...
– Великая княжна и в самом деле очень красивая женщина, – подтвердил Лёвенвольде.
Придворная дама облегченно вздохнула, а занавес на дверях, резко было зашелестевший, теперь тоже успокоился.
– Она, бесспорно, самая красивая женщина в России, – заявила госпожа Курякова.
Лёвенвольде пожал плечами и улыбнулся.
– Вы не разделяете мое мнение? – почти возмущенно воскликнула подруга. – Может, вы знаете кого-то еще красивее?
– Конечно, знаю.
Елизавета была готова выскочить из укрытия, но сдержала себя и ограничилась тем, что изорвала в клочья свой носовой платок.
– Вот как! Мне было бы крайне любопытно узнать, кто же она, – пробормотала придворная дама.
– Это госпожа Лапухина, – в ответ пояснил граф.
– А-а, припоминаю, припоминаю, – молвила придворная дама. – Жена камергера Лапухина. Она живет очень уединенно.