Дом (Пряслины - 4)   ::   Абрамов Федор Александрович

Но там, на Монастырском клину, казалось, только этого и ждали. Закричали в один голос:

- К нам, к нам давай! А потом со смехом:

- Девки, девки, держите его!

И вот уж две резвые девчушки, бойко выкидывая коленки из-под цветастых платьишек, кинулись наперехват его. И он уступил.

Пекашинские бабы, а вернее сказать, старухи, похоже, не узнали его.

- Да вы кого, девки, привели-то? - с деланным ужасом на лице заголосила подслеповатая, высокая и сухая, как Жердь, Ульяна. - Ведь это мужик-от чужой.

- А нам все равно, скажите, девки, хоть свой, хоть чужой: не проходи мимо! А нет - бутылку ставь!

- Околей ты со своей бутылкой! - На Маню-коротышку - это она отпечатала - обрушились все разом.

- Бутылка-то вишь до чего довела. Страда, а у нас вся деревня в лежку.

- Так, так ноне. Одни двадцатирублевки выползли да сколько школьниц прихватили с собой, а остальная публика с Петрова дня не может прийти в себя.

- Застонали! - огрызнулась Маня-коротышка. - Кто вас гнал? Лежали бы на печи да плевали в кирпичи.

- Да как на печи-то улежишь, когда сено тебе из-под горы глаза колет?

Из-за спины Ульяны высунулась Парасковья-пятница. Петр даже ахнул про себя: сколько же ей сейчас лет? Еще в войну была старухой.

- Ты откуда, молодец, будешь-то? Из каких кра-ев-местов? У вас там поменьше нашего пьют? Ульяна - всю жизнь скоморох - захохотала:

- Да это наш мужик-от, Фадеевна! Анны Пряслиной сын.

- Что ты, что ты, Уля! - заахали и заохали старухи.