Домик в Армагеддоне   ::   Гуцко Денис

Так… все в силе, можно будет съемку у себя на страничке выложить?

– Можно, можно.

Пошли вдоль новеньких тротуарных плит, высоко выпирающих из голой земли. Плиты похожи на ребра. На длинные серые ребра не обросшей пока плотью дорожки.

– Тебя на ночь отпускают?

– Я сейчас у подружки, английский подтягиваю. Thanks for the given opportunities, Mr. Spenser. This is a great honor to me, Mr. Spenser. Интонация у меня хромает.

Она хорошая, но хромает. Знаешь анекдот про Винни-Пуха?

– Да ну, не то настроение.

Свернули на проезжую часть. Метров через сто, там, куда не дотягивался свет фонаря с остановки, Надя включила камеру. Опустила ее объективом вниз. Звучно хрустел гравий.

– Темно слишком, – сказала Надя озабоченно. – Но звук-то запишется?

Пожалуй, гравий хрустел слишком громко, и лучше бы, подумал Фима, позвать Надю обратно: мало ли кто шастает вокруг Солнечного. Но если бы у него была камера, он, наверное, тоже захотел бы это снять. Как в темноте под ногами по-яблочному сочно хрустит гравий. Шаг, шаг – подошвы будто откусывают от дороги: хрум-хрум.

Ночь вокруг – густая, степная: позолоченный уголь. Хруст гравия и шелест одежды… и человек, идущий по гравию, к кому-то обращается, роняет тихие слова.

Вошли в поселок там, где громоздились кучи строительного мусора и штабеля неиспользованных строительных щитов – готовые стены, с оконными и дверными проемами, с зубчатыми, как у детского конструктора, краями.

– Как здесь живут? Жутко же.

– Жутко, – отозвался Фима.