Дурь   ::   Нилин Павел

Но больше всего мне было неприятно, что Эльвира нет-нет да и вспомнит какого-то дядю Шурика, как он во дворе на детскойплощадке ходил на руках.

- А ты так, - спрашивает, - можешь?

Один раз вечером Танюшки не было дома, я привел Эльвиру из садика, налил ей чаю с топленым молоком, как она любит, и тут же, чтобы развеселить ее, показал вроде фокуса, как будто из уха достаю тульский пряник.

- А из этого уха можешь?

- Могу... Я, Вирочка, - говорю, - все могу. Я же, - ты пойми это хорошо, - бывший солдат.

- А дядя Шурик - сержант.

- Ну, ладно, пес с ним, с этим дядей Шуриком. Не надо сердиться, приказал я себе. И спросил не своим, а каким-то подхалимским голосом: - А кого ты любишь больше, Вирочка, скажи откровенно: меня, своего папу, или этого, как ты выражаешься, дядю Шурика?

- Потапова, - говорит она.

- Какого, - спрашиваю, - Потапова?

- Какого, какого. Потапова не знаешь? Он всегда духи и конфеты приносит. И катает меня на машине...

Я прямо весь закипаю от таких детских слов. Но все-таки упорно сдерживаю себя.

- А ты, - вдруг спрашивает она меня, - жить теперь у нас будешь? Всегда-всегда?

- Ну, конечно, дурочка ты такая, - объясняю я ей без всякой злобы. - Ты пойми, я прошу тебя, и хорошо запомни: я же есть твой родной папочка. Ну, кто же может быть лучше родного отца?

- Дяди лучше, - говорит она, как будто специально добывает во мне огонь. - Дяди все время чего-нибудь хорошее дарят. А ты всего-всего только зайца подарил. Да и то я его давно знаю. Он, - говорит, - давно тут в комоде лежал, завернутый, этот заяц...