Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

Силенбольшевистский бог, думает он. Неизвестно, получится ли что из этой затеи, но костры они зажгли в срок.

— Колька? — позвал он.

— Чего? — Колька соскользнул с омета. — Пошли подбросим соломки!

— Силен большевистский бог, — сказал не без хвастовства Славушка. — Хоть мы и не верим в бога.

Много-много лет спустя, вспоминая об этой необыкновенной осени, Славушка не мог твердо сказать, случилось ли все это наяву или то был только сон, страница из какого-то исторического романа…

Мечта и действительность.

Действительно ли все произошло так, как сохранилось в памяти, или то была только мечта, с течением времени ставшая в сознании явью?

История шла своим ходом, игра успенских подростков на ход истории никак не влияла, главный смысл того, что происходило, заключался в том, что сами подростки ощущали свою сопричастность с историей.

Отступавшие деникинцы или, точнее, какая-то их воинская часть свернула в сторону железной дороги не потому, что испугалась костров, загоревшихся осенней ночью в далеком поле. Но на формирование поколения, к которому принадлежали Славушка и его сверстники, сознание того, что от каждого их поступка зависит ход истории, влияло, конечно, чрезвычайно. Все они чувствовали себя Архимедами, обретшими точку опоры для того, чтобы перевернуть мир! И в общем-то были правы. «Дайте нам организацию революционеров — и мы перевернем Россию», — сказал Ленин.