Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

— Вечером в деревню пришла какая-то воинская часть, на ночевку солдаты расположились и в избах, и в школе, и в помещичьем доме, порядка ради заглянули в подвал, забрали, естественно, оставшиеся яблоки, похвалили нас: «Правильно поступаете, обучаете народ». Расспрашивали Алексея Павловича, почему школа называется «Светлана», рассматривали книги: «Молодец, папаш, сколько перечитал». Утром собрались выступать, но кто-то в деревне назвал Алексея Павловича бароном, привыкли ведь, всегда звали бароном, а тут кто-то: «Как барон?» — «Барон!» — «Настоящий барон?!» Вернулись обратно в дом. «Папаш, ты барон?» — «Барон». — «Что ж ты молчишь, в таком разе, извини, должны мы тебя взять, мы баронов истребляем по всей планете, собирайся, папаш, совесть не позволяет тебя оставить». Алексей Павлович надел бекешу: «Что поделаешь, Варенька…» Солдаты спешили, вывели за околицу и расстреляли, утром кто-то пошел искать корову, а он тут же, за деревней, в логу…

Ольга Павловна помолчала.

— Кто остался жив, будет в этом году с яблоками.

Спросила Славу, кем он собирается стать, и он неожиданно для себя признался, что мечтает о политической деятельности.

Ольга Павловна с состраданием посмотрела на мальчика:

— Как вы будете раскаиваться…

Слава сразу вспомнил, что у него в Козловке дела, неловко извинился, перемахнул через канаву, сад не огорожен, козловские помещики не слишком охраняли свои яблоки, и побежал в деревню.

Катю он застал за шитьем.

— Готовишь приданое? — пошутил Славушка. — Замуж собираешься?

— Нет, я не скоро выйду, — ответила Катя. — У меня другой план.