Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

— Собственно, не положено, но в опчем… Как, граждане?

— Дык ен же нащет земли пришел!

— Што им, исть, што ли, не положено?

— Оставить…

Отец Валерий присаживается на краешек парты.

Кто-то кричит:

— А отец Михаил пришел?

Ему отвечают:

— Не интересуется! Этот отродясь не работал! Бабы обеспечат!

Сзади смеются. Какая-то баба вскрикивает:

— Чтоб вам…

Должно быть, кто-нибудь ущипнул или ткнул в бок.

— Начнем?

Голос из тьмы:

— Ты мне скажи, кому земля за Кривым Логом?

Филипп Макарович игнорирует вопрос.

— Разберемся. Мы тут прикидывали… — Устинов смотрит по сторонам. — Слово для оглашения списка… — Он взглядом ищет Егорушкина. — Предоставляю земельной комиссии… — Егорушкина нет. — Куды он запропастился?…

Из сеней появляется Егорушкин, то ли по своей воле, то ли вытолкнули, но движется он к столу точно на заклание. Это молодой парень с отличным почерком, состоящий при Устинове в секретарях. В руке у него тетрадь, в которой счастье одних и горе других.

— Читай, читай…

Филипп Макарович опять подкручивает фитиль.

Шум стихает, все взоры устремлены на Егорушкина. Читает он отлично, сам заполнял тетрадь под диктовку Устинова, но на этот раз запинается перед каждой фамилией, расслышать его почти невозможно.