Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

В кармане у Славы полученное накануне письмо — увы, анонимное, — в котором неоднократно повторялись «доколе», «до каких пор» и «сколько можно», обращенные в адрес Ушакова.

Письмо принесла Франя, оно было адресовано «Укому РКСМ» — ее обязанность отвечать на письма, однако, уяснив его важность, она тотчас пошла к Ознобишину.

— Дождались! — с сердцем воскликнула Франя, и Слава согласился, что «дождались».

Некий доброжелатель, отдавая должное работе Ушакова на ниве политического просвещения, недоумевал, как можно совмещать эту работу «со всякими нечестными», так значилось в письме, «заработками»: Ушаков «состоит в артели, снимающей фруктовый сад с целью выгодной продажи урожая», Ушаков «за вознаграждение обслуживает зажиточных хозяев в своей деревне» и, наконец, «получает плату за участие в церковном хоре»; в заключение неизвестный адресат спрашивал: «Совместимы ли эти проступки с высоким званием комсомольца?»

Теперь, после анонимки, нельзя было мириться с участием Ушакова в аренде сада, а разоблачение других проступков предвещало явный скандал.

— Что делать? — задали себе один и тот же вопрос и Ознобишин и Железнов.

Договорились обсудить анонимку на ближайшем заседании комитета.

— А не лучше ли, — предложил Железнов, — посоветоваться сперва с Афанасием Петровичем?

К Шабунину Слава и отправился с анонимкой.

— Почитайте…

— Ну а сами-то вы верите Ушакову? — неожиданно спросил Шабунин.

Это был ответственный вопрос, решалась не только судьба Ушакова, но и определялось отношение Ознобишина к людям.