Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

Тот выводитиз конюшни Урагана, запрягает в ползунки, протягивает гостю вожжи, Слава забирается под полость, с места пускает коня рысью и летит по распахнутой ему навстречу солнечной зимней дороге.



37



Славе хочется изгнать из памяти эти жалкие похороны, Быстров достоин лучших похорон, но забыть их ему не удастся никогда.

На околице какой-то прохожий вышел на дорогу. Не натяни Слава вожжи, Ураган подмял бы его.

Мужчина в меховом полупальто, имя которого Слава тщетно пытался вспомнить на кладбище!

— Вы в своем уме?! — сердито крикнул Слава, останавливая коня.

— А что, испугались? — задорно спросил незнакомец, улыбаясь Ознобишину. — Тоже ушел с поминок, жду вас, подвезете до Черногрязки?

Слава подвинулся.

— Садитесь…

— Не узнаете? — все так же весело спросил незнакомец.

— Нет.

— Я сразу заприметил, что не узнаете. Выжлецов я, мельник из Козловки. Помните, приезжали ко мне с Быстровым… Оружие отбирать.

Господи… Да как же он мог забыть эти рыжие усики и бегающие голубые глазки?… Выжлецов! Он, правда, подобрел, лицо лоснится, глазки заплыли жирком, но все такой же вертлявенький, и Слава не понимает, почему на кладбище он казался и выше, и осанистее.

— Забыл, — признался Слава. — Ведь это когда было? Года три уже…

— А я не забыл, — весело продолжал Выжлецов. — Никогда ничего не забываю. И как чай вы у меня пили, и как пулемет встребовали…

Славе стало не по себе.