Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

 — Подковал кузнец блоху, та и вовсе прыгать перестала, прикипела к одному месту. Марксизму, брат, везде можно учиться, без марксизма ни землю не вспашешь, ни автомобиля не соберешь. Ты лучше скажи, кем ты собираешься быть?

— Как кем? Общественным деятелем!

— На мое место нацелился? — пошутил Шабунин. — Только на моей должности тычков достается еще больше, чем на твоей.

— Поступлю на исторический факультет. Может быть, на юридический…

— А иди-ка ты, брат… Иди-ка ты во врачи.

— Почему во врачи? — пугается Слава, — Какой из меня врач!

— Какой? — Шабунин засмеялся. — Да тебя сам бог слепил врачом. Ты к каждому нараспашку, готов все отдать, твое прекраснодушие гибель для политика, а для врача в самый раз! Врач без душевных порывов — это не врач, а политику нужно уметь сдерживать свои чувства. Перебери-ка в памяти свои ошибки… Ведь были ошибки? А будь ты врачом, твои недостатки сразу обернутся достоинствами.

Слишком неожиданно для Славы это предложение, он не знает, что сказать…

— Что молчишь? Из тебя получится доктор. Я тебе плохого не посоветую. Езжай-ка ты, парень, домой, впереди у тебя месяца два, поживи под крылом у матери, обдумай все, повтори пройденное в школе, а я обещаю через месяц-другой достать для тебя в губкоме путевку.

Что еще сказать?

— Прощайте, Афанасий Петрович…

Губы Славы кривятся. Как подумать, что все здесь для него кончилось!

Шабунин протягивает ему руку.

— Ничего, не расстраивайся.