Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

Как ты думаешь, мама, стоит мне записаться в добровольцы?

Желаемое он выдавал за действительное, добровольцев в Болгарию не посылали, хотя откройся запись в добровольцы, Слава бы записался, в этом случае его не остановила бы и Маруся.

Но, как говорится, у страха глаза велики, а у материнского страха особенно.

— Ты это серьезно?

— Пойми, мамочка, если ты не хочешь, чтобы мы с Марусей связали свои жизни, мне остается один путь.

Нет, мама не хотела, чтобы Слава уехал, да еще в чужую страну, войны отняли у нее слишком многих близких.

Она умоляюще посмотрела на сына:

— Не впадай в крайности!

— Моя судьба в твоих руках, я или женюсь, или уеду…

Он добился своего: Вера Васильевна согласилась пойти вечером к Денисовым и… поговорить. О чем? Она и сама не знала.

Слава взял книгу, сел у окна. «Смотри, — говорил он всем своим видом матери, — меня это ничуть не волнует, все вполне естественно», но вскоре не выдержал, отложил книжку и стремглав понесся на село.

Впрочем, по селу он шел, сдерживая себя, поднялся к Денисовым на крыльцо…

Маруся тоже шила!

Перед нею лежали лоскуты холста, и она сметывала их, прежде чем сесть за швейную машинку.

— Мама сегодня придет к вам…

Маруся побледнела, даже губы у нее побелели, сделались такими же белыми, как холст на ее коленях.

— Ох, надо маме сказать…

Слава разделял ее тревогу, слишком все серьезно, Марусе тоже нужно подготовить родителей к встрече.

Только что пригнали стадо, коровы еще брели по домам, а желтые блики заката окрасили небо, когда Вера Васильевна собралась к Денисовым.