JК
Две зимы и три лета (Пряслины - 2) :: Абрамов Федор Александрович
Страница: 329 из 367Понимаешь? А как изменится, когда вся страна в развалинах?
Лукашин покусал в нерешительности губы, затем прямо в глаза глянул Подрезову, подошедшему к столу за папиросой:
- А ты думаешь, никак нельзя было накормить эту бабу досыта... сразу после войны?
- Я думаю... - Подрезов усмехнулся. - Мы с тобой солдаты, а не думальщики. Ладно, обсудили вопросы стратегии войны и мира, - вдруг с незнакомым Лукашину смущением сказал Подрезов, хлопнул его дружески по плечу и заключил таким напутствием: - В следующий раз, прежде чем крик поднимать, все-таки подумай.
3
Вечер был как по заказу. Днем, после полудня, хлестнул дружный ливень - с луга домой прибежали насквозь мокрые, - а потом опять солнце, опять тепло: парные лужи в ленивых зайчиках, хлебный запах с подгорья и огромная-огромная радуга над заново зазеленевшим лугом.
В этот вечер Лукашин и Анфиса, пожалуй, впервые за нынешнюю страду спокойно, никуда не спеша, пили чай.
Лукашин, с мокрыми пятнами на белой нижней рубахе, с сияющим, до блеска намытым выпуклым лбом (они только что пришли из бани), в руке держал стакан с крепким, янтарные чаем, а глазами был в газете.
- Грибы, должно, пойдут после этого дождя, - сказала Анфиса.
- Пойдут, - вяло отозвался Лукашин.
- Люди уже носят.
- Грибы? А то как же! Харч.
Анфиса вздохнула. Всем хорош у нее муженек, а по дому палец о палец не ударит. Единственная его работа, если не считать воды да дров (и то изредка), - забил вход двухвершковыми гвоздями на половину Григория. А дом - это ведь и приусадебный участок, и сено, и крыша над избой и поветью, которую еще до войны ладили, да мало ли всего! И Анфису тяготило и беспокоило это равнодушие мужа.
Лукашин покусал в нерешительности губы, затем прямо в глаза глянул Подрезову, подошедшему к столу за папиросой:
- А ты думаешь, никак нельзя было накормить эту бабу досыта... сразу после войны?
- Я думаю... - Подрезов усмехнулся. - Мы с тобой солдаты, а не думальщики. Ладно, обсудили вопросы стратегии войны и мира, - вдруг с незнакомым Лукашину смущением сказал Подрезов, хлопнул его дружески по плечу и заключил таким напутствием: - В следующий раз, прежде чем крик поднимать, все-таки подумай.
3
Вечер был как по заказу. Днем, после полудня, хлестнул дружный ливень - с луга домой прибежали насквозь мокрые, - а потом опять солнце, опять тепло: парные лужи в ленивых зайчиках, хлебный запах с подгорья и огромная-огромная радуга над заново зазеленевшим лугом.
В этот вечер Лукашин и Анфиса, пожалуй, впервые за нынешнюю страду спокойно, никуда не спеша, пили чай.
Лукашин, с мокрыми пятнами на белой нижней рубахе, с сияющим, до блеска намытым выпуклым лбом (они только что пришли из бани), в руке держал стакан с крепким, янтарные чаем, а глазами был в газете.
- Грибы, должно, пойдут после этого дождя, - сказала Анфиса.
- Пойдут, - вяло отозвался Лукашин.
- Люди уже носят.
- Грибы? А то как же! Харч.
Анфиса вздохнула. Всем хорош у нее муженек, а по дому палец о палец не ударит. Единственная его работа, если не считать воды да дров (и то изредка), - забил вход двухвершковыми гвоздями на половину Григория. А дом - это ведь и приусадебный участок, и сено, и крыша над избой и поветью, которую еще до войны ладили, да мало ли всего! И Анфису тяготило и беспокоило это равнодушие мужа.