Две зимы и три лета (Пряслины - 2)   ::   Абрамов Федор Александрович

А сам он полдня отметывал навоз, вставлял стекло в порушенном оконце, поправлял ясли - Звездоня, бывало, если мать запаздывала с обредней, лихо работала рогами. Но и это не все. Лизка, с малых лет лучше его знавшая толк в скотине, заставила его раздобыть смолы и косяки ворот пометить смоляными крестами - так в старину-то делали люди. Не повредит.

И вот наконец ребята, с полудня дежурившие на крыше избы, возвестили: "Ведут! Ведут!"

Лизка первой выбежала из заулка, обхватила корову руками за шею и навзрыд заплакала...

Отчего она заплакала? От счастья, от радости? Оттого, что она семью спасла-выручила? А может, наоборот? Может, как раз в ту самую минуту, когда она увидела комолую красно-пеструю коровенку, которую вели на вязке Степан Андреянович и мать, может, именно в ту самую минуту она и поняла, какую беду с собой сотворила?..

2

- Горь-ко-о-о!

Петр Житов гаркнул. В одной руке зажата скользкая сыроега, в другой стакан с водкой.

Петра Житова привел Егорша, так как Илья Нетесов сказался больным. Со стороны невесты, если не считать старой Семеновны, гостей вообще не было. Бегал было перед самым застольем Михаил к Лукашиным, да не застал их дома.

- Горь-ко-о-о! Горь-ко-о-о! - гаркнул Петр Житов и требовательными, похабными глазами уставился на молодых.

Егорша не пошевелился, не выручил Лизку - а уж он ли не мастак по этой части?.. И Лизка встала. Лицо - заревом, а на груди полукружьем янтари. Из недозрелых, желтобоких ягод шиповника.