Единственная   ::   Трифонов Юрий

Когда возвращались домой, Ольга Евгеньевна осуждающе молчала почти всю дорогу (с Выборгской тащились долго, трамваи не ходили), но у самого дома не выдержала:

- Я думаю, что Иосифу,мы не расскажем об этом инциденте. Ты вела себя непозволительно, оппонент старше тебя.

- Тоже мне старше, - фыркнула Нюра. - И вообще, мамочка, дело в том, что он влюблен в Надю, и, наверное, ревнует ее ко всем неженатым большевикам.

- Ты вела себя непозволительно. И вообще - последнее время ты стала злой и грубой.

- Просто я стала взрослой. Мы все уже взрослые, и не хотим плясать под твою дудку. Мы хотим делать и думать, как мы хотим.

Она почти слово в слово повторяла небрежно оброненную фразу Иосифа. Оказывается, запала.

Иосифу об инциденте ни слова, хотя очень хотелось спросить, как и зачем он грабил банк, но вот про слухи о выступлении большевиков двадцатого сообщила:

- Двадцатого, тридцатого..., - ответил рассеянно, думая о чем-то другом, и часто затягиваясь трубкой... сейчас в Смольном идет заседание ЦК, завтра узнаем. Видишь, я уже посвящаю тебя в партийные тайны.

- А... почему ты не пошел в Смольный?

- Потому что главное для меня сейчас - ты, моя девочка, - притянул ее за руку и очень медленно, отчетливо, глядя снизу в ее склоненное лицо. - ты еще услышишь, чьи имена будут звучать через десять лет, никаких Прошьянов, Бриллиантов никто и не вспомнит. А сейчас - пускай потешатся. Мудрость не в том, чтобы захватить власть, а в том, чтобы выждать и отнять ее у тех, кто захватил.

После Нового года мамаша снова ушла из дома. Отец тяжело болел, выдавали восьмушку хлеба. В гимназии занятия то отменялись, то возобновлялись.