Единственная   ::   Трифонов Юрий

- Странно, Доменика сказала, что когда навещала тебя, у тебя был жар, но ты была в сознании, а когда я пришла утром с дежурства, ты бредила и звала Сосо, почему Сосо?

- Ты спрашиваешь у человека, который бредил, почему он бредил именно так, а не по-другому? - она отвернулась к стене.

- Он приходил после Доменики?

- Наверное. Я не помню. Кажется, приходил. Извини, я хочу спать.

- А я хочу... я хочу выбросить этот мандарин. Я с таким трудом раздобыла его для тебя, а он сгнил.

- Пожалуйста, не выбрасывай, - она заплакала. - ну, пожалуйста, пусть он еще полежит.

- Нет. На нем уже плесень.

Когда мать вышла из комнаты, отчетливо стуча каблучками, она повернула голову и увидела, что мандарина на тумбочке нет.

Весной сдавала экзамены; из дома - только в гимназию.

Вокруг происходили немыслимые события: отец встречал Ленина на Финляндском вокзале; в квартире всегда были люди, все были возбуждены чем-то чрезмерно, но он не пришел ни разу, поэтому ей все было неинтересно.

Однажды мать сказала, что встретила его в редакции "Правды" и очень настойчиво приглашала переехать к ним, но он отнекивался, отвечал неопределенно.

- Странно, сам ведь, по вашим словам, просил для себя комнату, а теперь словно и не помнит. Выглядит плохо, и костюм потертый донельзя, но сейчас ему не до костюмов.

Вдруг выяснилась, что Нюра работает, помогает подготовке Первого съезда Советов, часто мельком видит Сосо.

Она не могла, не хотела больше страдать и, почти не отлучаясь из дома, ждать его. Она должна была увидеть его, понять, почему он не приходит. Ведь он же сказал: "Теперь ты будешь ждать меня". Она и ждет. Но сколько еще ждать? Она готова - сколь угодно долго, но ведь должен быть предел.