Емельян Пугачев. Книга 2   ::   Шишков Вячеслав Яковлевич

Староста забрякал на счетах костяшками, сказал:

— Стало быть, судари мои, ежели скостить оброк, да харч, да прогульные, всего-навсего домой вы припрете, не много, не мало… по двадцать три рубля, — сказал он и вдруг закричал:

— Стой, стой! А себя-то я с Матреной, старый хомяк, забыл! Мне, ребята, как ещев деревне уговор был, по рублю с носу за труды за мои да Матренушке по полтине — ей делов выше головы будет.

Матрена приперла на себе хлеба, квасу, сеченой капусты, репчатого луку.

— Вот, мужики, — сказала она. — Харч здеся-ка дорогой: оржаной хлеб решетный грош фунт, а ситный-то копейка… А к мясу и приступу нет: говядина фунт три копейки, а свининка-то четыре — по базарной росписи, говорят…

— Пусть свинину баре жрут, — возразил парень с заячьей губой.

Помолились. Принялись за еду. Лукич расправил бороду, взял деревянную ложку, сказал:

— Эй, мужицкое крошево, кисло да дешево! Хлебай, робя!

5



Пьяница рыжебородый Митька перед началом работ направился, по примеру прошлых лет, в церковь, чтоб подать священнику «трезвую записку» с зароком не прикасаться к вину до положенного времени.

Сначала он зашел в церковную сторожку, битком набитую такими же, как и он, бражниками. В унылых позах, с мутными глазами, стояли они перед седым дьячком, строчившим «трезвые записки». Когда очередь дошла до Митрия, дьячок спросил его:

— Сколько кладешь?

— Богу две копейки, тебе грошик.

— Маловато, чадо. По носу вижу, что ты питух горький, бесов возле тебя вьется, как возле меду мух. Клади богу три копейки, священнику две, мне копеечку.

Митрий согласился.