JК
Есть женщины в русских селеньях :: Стрехнин Юрий Федорович
Страница: 63 из 163«Откуда щепка? Отбило от полена пулей?»
А гестаповец, уже спрятав пистолет и направляя фонарь на Сашу, говорил с усмешечкой:
— Это пока только репетиция. Даем возможность подумать еще. Но если будешь упорствовать — не рассчитывай на мгновенную смерть.
***
«Почему немцы щадят меня? Все еще надеются, что выведают то, чего хотят? Если так долго ждут, значит, ни один из нашей группы не сказал ничего, И от меня не дождутся...»
С того времени, как гестаповец водил Сашу на расстрел, прошло, наверное, недели две. Две недели в одиночке. Это тяжко — не видеть никого из людей, видеть только фашистов. Две недели допросов, угроз. Две недели постоянных ожиданий неизбежного... А может быть, не две, а больше? Трудно сохранить счет времени в такой жизни, если это можно назвать жизнью.
«Мгновенная смерть...» Эти слова гестаповца крепко застряли в памяти. Но разве это его слова?
...И подруга отвечала:
Я желаю всей душой —
Если смерти, то мгновенной…
Давняя, такая знакомая песня... Как-то вечером, в свободную минутку, которая выпадала так редко, пели эту песню, сидя на крылечке, несколько девушек, проходивших подготовку вместе с ней.
А Саша, хотя и была с ними, хотя и любила эту песню, в тот раз не пела: незадолго до этого получила от матери весточку, что похоронили отца.
...Почему так запомнился этот вечер — ранней весной сорок второго? К тому времени все чаще делились мыслями о близком будущем. Ведь некоторых посылали на задания не дожидаясь, пока они окончат курс. В этих разговорах как-то избегали говорить о том, что можно и не вернуться.
А гестаповец, уже спрятав пистолет и направляя фонарь на Сашу, говорил с усмешечкой:
— Это пока только репетиция. Даем возможность подумать еще. Но если будешь упорствовать — не рассчитывай на мгновенную смерть.
***
«Почему немцы щадят меня? Все еще надеются, что выведают то, чего хотят? Если так долго ждут, значит, ни один из нашей группы не сказал ничего, И от меня не дождутся...»
С того времени, как гестаповец водил Сашу на расстрел, прошло, наверное, недели две. Две недели в одиночке. Это тяжко — не видеть никого из людей, видеть только фашистов. Две недели допросов, угроз. Две недели постоянных ожиданий неизбежного... А может быть, не две, а больше? Трудно сохранить счет времени в такой жизни, если это можно назвать жизнью.
«Мгновенная смерть...» Эти слова гестаповца крепко застряли в памяти. Но разве это его слова?
...И подруга отвечала:
Я желаю всей душой —
Если смерти, то мгновенной…
Давняя, такая знакомая песня... Как-то вечером, в свободную минутку, которая выпадала так редко, пели эту песню, сидя на крылечке, несколько девушек, проходивших подготовку вместе с ней.
А Саша, хотя и была с ними, хотя и любила эту песню, в тот раз не пела: незадолго до этого получила от матери весточку, что похоронили отца.
...Почему так запомнился этот вечер — ранней весной сорок второго? К тому времени все чаще делились мыслями о близком будущем. Ведь некоторых посылали на задания не дожидаясь, пока они окончат курс. В этих разговорах как-то избегали говорить о том, что можно и не вернуться.