Европа в окопах (второй роман)   ::   Кратохвил Милош В

К чему все эти идиотские золотые надписи на лентах — скажи доброе слово человеку, пока он жив, пускай порадуется!

— А что же вместо похорон? Тело куда-то нужно деть!

— Никаких похорон, никакого истязания близких, ничего! Мертвое тело наидели… — до чего трудно выговаривается! — наиделикатнейше и как можно быстрее убрать с глаз долой и ликвидировать. Тайно. Тайно, без участия и ведома тех, кто особенно ранен болью и горечью утраты. Ни к чему усугублять их муки.

От удивления Габерланд только качал головой:

— То ли я прежде недооценивал тебя, то ли война действительно так тебя тряхнула…

Но Комарек не дал ему договорить:

— Война! Раз ты говоришь «война», я должен тебе ответить, что при всем огромном перевесе всяческих мерзопакостей она имеет и одно явное достоинство, пожалуй — одно-единственное: взмахом руки… взмахом руки какого-нибудь командира орудия или нажатием указательного пальца на спуск винтовки одновременно с жизнью ликвидируется и весь похоронный маскарад. Здесь сразу — труп в землю, а домой придет только листок с печатным соболезнованием корпусного начальства: «Ваш сын или муж… на поле брани… примите искреннее соболезнование…» И никто, ни одна вдова не попытается спрыгнуть в могилу мужа, ничье сердце не надорвется от жалобного пения тромбона: «Освети последний путь, солнце золотое…» Ничего! Где-то в неведомой стране, под крестом, без креста, какая разница… просто исчез. А вы, те, кто остался, вспоминайте о живом. О живом! И делайте, чего не успел доделать он…

— Выпей еще!

— Этого я в себе не утоплю никакой водкой. — И все же Комарек не отказался от новой рюмки.