JК
Фиалковый венец :: Триз Джефри
Страница: 178 из 229Мне некогда возиться с неблагодарными мальчишками.
Он и его друзья вернулись к выходу и продолжали совещаться, но теперь уже шепотом. Вскоре Гиппий попрощался и ушел. Каллибий и Магнет улеглись поперек узкого входа в пещеру. Даже не будь Алексид связан, он не смог бы выбраться наружу незамеченным.
Он лежал, и его томило отчаяние. Но к утру усталость и духота взяли верх над душевной и телесной болью. Он погрузился в тревожную дремоту, и в его снах странно мешались театральные состязания и заговор. Вот он сам выступает в своей комедии, скамьи битком набиты зрителями, но только почему-то это не театр, а каменоломня. Он хочет предостеречь зрителей, но может говорить только стихами. И вот он начинает облекать свое предостережение в стихи: очевидно, в его памяти были свежи усилия, которых ему стоили изменения в монологе Главка, — во всяком случае, еще не совсем проснувшись, он успел сочинить несколько строк в том же размере:
Афиняне! Защитники свободы, берегитесь!
Вооружитесь и на страже будьте!
Вам враг грозит с горы, как коршун кривоклювый.
Сегодня маски прячут заговор.
Ждет Гиппия в опочивальне не супруга,
Но бронза острая, которая мила
Лишь заговорщикам у врат Афин!
Они звучали в его ушах так живо, словно он вовсе и не спал; он даже услышал, как глашатай объявлял его победителем состязаний. Все зрители кричали: «Алексид! Алексид!»
Он открыл глаза и застонал, так все его тело болело от неудобной позы.
Он и его друзья вернулись к выходу и продолжали совещаться, но теперь уже шепотом. Вскоре Гиппий попрощался и ушел. Каллибий и Магнет улеглись поперек узкого входа в пещеру. Даже не будь Алексид связан, он не смог бы выбраться наружу незамеченным.
Он лежал, и его томило отчаяние. Но к утру усталость и духота взяли верх над душевной и телесной болью. Он погрузился в тревожную дремоту, и в его снах странно мешались театральные состязания и заговор. Вот он сам выступает в своей комедии, скамьи битком набиты зрителями, но только почему-то это не театр, а каменоломня. Он хочет предостеречь зрителей, но может говорить только стихами. И вот он начинает облекать свое предостережение в стихи: очевидно, в его памяти были свежи усилия, которых ему стоили изменения в монологе Главка, — во всяком случае, еще не совсем проснувшись, он успел сочинить несколько строк в том же размере:
Афиняне! Защитники свободы, берегитесь!
Вооружитесь и на страже будьте!
Вам враг грозит с горы, как коршун кривоклювый.
Сегодня маски прячут заговор.
Ждет Гиппия в опочивальне не супруга,
Но бронза острая, которая мила
Лишь заговорщикам у врат Афин!
Они звучали в его ушах так живо, словно он вовсе и не спал; он даже услышал, как глашатай объявлял его победителем состязаний. Все зрители кричали: «Алексид! Алексид!»
Он открыл глаза и застонал, так все его тело болело от неудобной позы.