JК
Фиалковый венец :: Триз Джефри
Страница: 193 из 229Лукиан, — хриплым шепотом попросил Алексид с прямотой, какая возможна только между самыми близкими друзьями, — помолчи пока, ладно? Надо же мне послушать мою комедию!
— Твою комедию? — недоуменно повторил Лукиан.
Но Алексид уже отвернулся и глядел на залитую солнцем орхестру, где вновь начали ритмично двигаться хоревты, похожие сверху на пестрых жуков. Лукиан не стал повторять своего вопроса. Блаженное выражение на лице его друга служило достаточным ответом. Полный гордости за Алексида и любопытства, Лукиан скорчился рядом с ним, и так, не шевелясь, они пролежали до конца представления.
Значит, все это и вправду сочинил Алексид! Шутки, от которых покатывается весь амфитеатр, красивые строфы хора, которые заставляли слушателей благоговейно затаить дыхание… В горле Лукиана поднялся комок, когда раздались заключительные строки, в которые Алексид вложил все, что думал об Афинах, всю свою любовь к родному городу, строки, которые еще многие годы повторяли афиняне, в какой бы уголок земли ни занесла их судьба:
Фиалковый венец наш город носит,
И море синее — кайма его одежд.
Когда отзвучали последние слова и замерли звуки флейты, зрители воздали комедии высшую дань восхищения — несколько мгновений царила зачарованная тишина, затем раздался единый громкий вздох и разразилась буря: все кричали, хлопали, стучали ногами, и в чаше амфитеатра, точно гром, перекатывалось эхо. Лукиан почувствовал, что его глаза влажны от слез, и смущенно покосился на Алексида.
— Твою комедию? — недоуменно повторил Лукиан.
Но Алексид уже отвернулся и глядел на залитую солнцем орхестру, где вновь начали ритмично двигаться хоревты, похожие сверху на пестрых жуков. Лукиан не стал повторять своего вопроса. Блаженное выражение на лице его друга служило достаточным ответом. Полный гордости за Алексида и любопытства, Лукиан скорчился рядом с ним, и так, не шевелясь, они пролежали до конца представления.
Значит, все это и вправду сочинил Алексид! Шутки, от которых покатывается весь амфитеатр, красивые строфы хора, которые заставляли слушателей благоговейно затаить дыхание… В горле Лукиана поднялся комок, когда раздались заключительные строки, в которые Алексид вложил все, что думал об Афинах, всю свою любовь к родному городу, строки, которые еще многие годы повторяли афиняне, в какой бы уголок земли ни занесла их судьба:
Фиалковый венец наш город носит,
И море синее — кайма его одежд.
Когда отзвучали последние слова и замерли звуки флейты, зрители воздали комедии высшую дань восхищения — несколько мгновений царила зачарованная тишина, затем раздался единый громкий вздох и разразилась буря: все кричали, хлопали, стучали ногами, и в чаше амфитеатра, точно гром, перекатывалось эхо. Лукиан почувствовал, что его глаза влажны от слез, и смущенно покосился на Алексида.