JК
Флаг миноносца :: Анненков Юлий Лазаревич
Страница: 100 из 114Забыл, что рядом немцы, которых вы подпустили к Москве, что мой отец, может быть, уже убит, что здесь — больная мать! — придерживая рукой разорванный свитер, Маринка открыла дверь.
Когда Сомин ушёл, она бросилась на кровать и плакала до тех пор, пока стекла не задрожали от орудийных залпов. Тогда она поднялась и подошла к окну. Фонарь погас. Только красная точка обгорелого фитиля светилась в темноте, а за окном разливался бледный зимний рассвет.
5. КОМАНДИР И КОМИССАР
По дороге в часть хмель быстро выветрился из головы Сомина. Остались только тяжесть и ощущение непоправимого несчастья. Не оглядываясь по сторонам и не думая о врагах, которые подкарауливают под каждым кустом, он быстро дошёл до села, но здесь ждала его новая беда. Дивизиона не было. Он пробежал через все село и, задыхаясь, остановился у крайней избы, потом медленно побрёл обратно.
Дивизион ушёл. Но куда? Во всех направлениях снег был изрезан глубокими следами колёс. Только жирные масляные пятна остались от десятков машин, которые ещё так недавно были здесь.
Усилием воли Сомин заставил себя успокоиться. Надо принять решение. Конечно, он отсутствовал не полчаса, а добрых три. Дивизион за это время мог уйти очень далеко, и все-таки догнать его можно. Догнать во что бы то ни стало! Потом — все что угодно. Пусть судят, но пускай никто не считает его дезертиром. Это слово резануло Сомина, как удар кнутом по глазам. А ведь он в самом деле дезертир! Каждый боец на фронте, находящийся в самовольной отлучке, — дезертир.
Когда Сомин ушёл, она бросилась на кровать и плакала до тех пор, пока стекла не задрожали от орудийных залпов. Тогда она поднялась и подошла к окну. Фонарь погас. Только красная точка обгорелого фитиля светилась в темноте, а за окном разливался бледный зимний рассвет.
5. КОМАНДИР И КОМИССАР
По дороге в часть хмель быстро выветрился из головы Сомина. Остались только тяжесть и ощущение непоправимого несчастья. Не оглядываясь по сторонам и не думая о врагах, которые подкарауливают под каждым кустом, он быстро дошёл до села, но здесь ждала его новая беда. Дивизиона не было. Он пробежал через все село и, задыхаясь, остановился у крайней избы, потом медленно побрёл обратно.
Дивизион ушёл. Но куда? Во всех направлениях снег был изрезан глубокими следами колёс. Только жирные масляные пятна остались от десятков машин, которые ещё так недавно были здесь.
Усилием воли Сомин заставил себя успокоиться. Надо принять решение. Конечно, он отсутствовал не полчаса, а добрых три. Дивизион за это время мог уйти очень далеко, и все-таки догнать его можно. Догнать во что бы то ни стало! Потом — все что угодно. Пусть судят, но пускай никто не считает его дезертиром. Это слово резануло Сомина, как удар кнутом по глазам. А ведь он в самом деле дезертир! Каждый боец на фронте, находящийся в самовольной отлучке, — дезертир.