Фокус   ::   Миллер Артур Ашер

Она повернулась, и в ее глазах он увидел боль и обиду.

Нет, он не может ей рассказать. Она просто раскритикует его за то, что сразу, как только он увидел, что его мусорный бак перевернут, он не пошел к Фреду и не устроил тому скандал. Она никогда не сможет понять, почему он тогда пошел к Финкельштейну и говорил с ним о происшедшем. И он не сможет объяснить, потому что знал, что сам больше не понимает, что именно удерживает его от откровенной просьбы к Фреду о дружеском отношении. Но это было сродни тому, чтобы умолять хозяина гостиницы пустить его, а на это он пойти не мог; он не был тем, кого видели за его лицом, просто не был.

– Давай узнаем, есть ли здесь устрицы. Идем, – сказал он. Он знал, как она любила устриц.

– Ты не переносишь устриц, – сказала она.

– Я посмотрю, как ты будешь есть.

Она выдавила улыбку прощения, и когда они выходили из автомобиля, коснулась его руки. Они прогулялись под солнцем вдоль реки и сели за круглый стол с отверстием посередине, из которого торчал большой зонт. Она пристально смотрела на подернутую рябью реку. Он протянул руку и раскрыл зонт.

Подошел официант с блокнотом.

– Она будет есть устрицы, – сказал Ньюмен.

Официант спросил, что будет есть он сам.

Он открыл рот, чтобы сказать, что ничего не будет есть, а потом увидел лицо официанта. Неясное воспоминание мелькнуло в его сознании, и он понял, что евреи не едят устриц.

– Я закажу… Давайте, принесите и мне несколько, – сказал он.

Официант ушел.