Суд присяжных   ::   Сименон Жорж

А не далее как вчера он первый раз в жизни даже сделал себе маникюр в самой фешенебельной парикмахерской на площади Альберта I.

И теперь сквозь полуопущенные густые ресницы он разглядывал свои пальцы, ногти, покрытые розовым лаком, настороженно прислушиваясь к каждому звуку в доме.

Он валялся в постели до полудня не столько от лени, сколько из принципа, как бы беря реванш за те годы, когда должен был вставать с петухами по сверлившему уши звонку будильника.

Газеты лежали рядом. Констанс принесла ему в постель кофе и дала закурить, потом приоткрыла жалюзи, совсем немножко, ровно настолько, чтобы в комнату мог проникнуть и коснуться его постели косой луч света, совсем тоненький, такой, какие можно видеть на картинках с изображением Благовещения.

Луиза занималась уборкой квартиры. Ну и потеха! А потешней всего, что это взбрело в голову самой Констанс.

— Зачем вам ночевать у чужих людей, когда вы можете жить вместе с братом? — сказала она однажды.

Первую ночь обе женщины проспали в одной постели, и утром Луиза Мадзони шепнула Малышу Луи:

— До чего ж от нее воняет! Ума не приложу, как ты это выдерживаешь!

Затем ей поставили в гостиной диван, и вскоре она стала в доме настолько своей, что все даже забыли, когда она приехала, и больше не заговаривали об ее отъезде.

Надо сказать, что Луиза обладала большим терпением и, по словам Констанс, оказалась славной женщиной.

Она могла часами выслушивать истории, которые ей шепотом рассказывала старуха, когда они, сидя у окна, вязали крючком или на спицах.