Суд присяжных   ::   Сименон Жорж

Она прямо-таки растворилась, иначе не скажешь: живот погрузился в перину, лицо скрылось в простынях и одеяле, и вся эта масса колыхалась в медленном ритме, время от времени резко вздрагивая:

— У-у-у… У-у-у…

Онаиспускала звуки таким пронзительным голосом, что трудно было поверить, что он принадлежит толстой пятидесятилетней женщине. А Малыш Луи бесшумно ходил вокруг кровати, как человек, не умеющий ухаживать за больным, не зная, с какой стороны к нему подойти.

— У-у-у… У-у-у…

Догадывалась ли она, что он здесь? Слышала ли, как вошел? Констанс продолжала плакать в том же безнадежно размеренном ритме, и, как будто нарочно, то немногое, что мог видеть Малыш Луи, было у нее самым некрасивым: мертвенно-бледные, белые ноги, иссеченные синими венами.

— У-у-у… У-у-у…

Оба настежь распахнутых окна были на одном уровне с окнами дома напротив, и возле одного из этих окон старый паралитик курил трубку и смотрел в спальню Констанс таким неподвижным взглядом, словно был восковой фигурой.

— У-у-у…

Малыш Луи хотел что-то сказать, но так и не произнес ни звука. Воздух, вливавшийся в окна с улицы, отгонял к постели табачный дым, который не могла не почувствовать Констанс. И вдруг вместо «у-у-у…» она тем же голосом, словно жалуясь кому-то, пролепетала:

— Злой мальчишка!

И еще сильней зарыдала, как будто слова, которые она только что произнесла, довели ее до изнеможения.

Тогда Малыш Луи присел на край постели. То, что она на него не смотрела, облегчало задачу: ему не нужно было следить за выражением своего лица. Он тихонько Положил руку на плечо Констанс. Потом, откашлявшись и обдумывая каждое слово, сказал:

— Я все слышал.