Гас   ::   Лебедев Andrew

Ну и ну…

От жадности заказали разом чуть ли не все меню. От рябчиков и поросенка с хреном, от гурьевской каши и стерляжьей ухи до кваса со сбитнем и водки, настоянной на траве зверобой.

– Что не зъим, то понадкусываю, – глядя в меню, провозгласила Вероника.

На ней было облегающее короткое черное платье в блестках и черные замшевые сапоги на высоком каблуке.

Сухинин с Баклановым выпили водки под астраханскую икорку, а Вероника пригубила шампанского.

– Во всем этом есть какой-то русский декаданс, – сказал Бакланов, налегая на икру, – дух Дягилева и Бакса еще не повыветрился из этого Максима.

– Новые запахи, новые времена, – возразил Сухинин глазами показав на тапера, – слышите, какие мелодии этот советский поп-стар выводит?

Вот опять небес темнеет высь

Вот и окна в сумраке зажглись |Здесь живут мои друзья и дыханье затая |В ночные окна вглядываюсь я Тапер пел и играл, а Сухинин думал о Веронике. Вот она – его негасимый свет. Вот она – руку протяни и…

Я могу под окнами мечтать

Я могу как книги их читать |И заветный свет храня и волнуя и маня |Они как люди смотрят на меня Руку протяни и протянешь ноги. Нет, не убьют. Наоборот, может даже поцелуют. Но протянешь ноги от того, что закончится на этом выполненная жизненная программа.

Дальше жить будет незачем.