Гений и богиня   ::   Хаксли Олдос Леонард

«Бедная крошка, — сказала тетя, — он прямо-таки преклоняется перед своей мамочкой».

Преклоняться-то он преклонялся. Да только любил ли?

— Есть такое словечко — омораливанье? — вдруг спросил Риверс.

Я покачал головой.

— Ну так должно быть, — настаивал он. — Потому что именно к этому средству я прибегал в своих письмах домой. Я излагал события; но я постоянно омораливал их. Откровение превращалось у меня в нечто тусклое, обыкновенное, высоконравственное. Почему я остался у Маартенсов? Из чувства долга. Оттого что доктор М. не умеет водить машину, к тому же я могу пособить по мелочам.

Оттого что детишкам не повезло с учителями — двое их наставников никуда не годятся, — а я могу кое-чему подучить их. Оттого что миссис М. была так добра, что я почел себя просто обязанным остаться и хоть чуть-чуть облегчить ее тяжкую долю. Разумеется, я хотел бы жить отдельно; но разве годится ставить свои личные прихоти выше их нужд? А поскольку вопрос этот был обращен к моей матери, ответ, конечно, подразумевался однозначный. Какое лицемерие, какое нагромождение лжи! Но услышать истину было для нее так же невыносимо, как для меня — облечь ее в слова. Ибо вся правда состояла в том, что я никогда не знал счастья, никогда не любил, никогда так легко и бескорыстно не относился к окружающим, пока не покинул родной очаг и не поселился с этими амаликитянами [20] .

Риверс вздохнул и покачал головой.

— Бедная матушка, — произнес он. — Наверное, мне следовало быть с ней поласковее.