JК
Герои Отечественной войны по гр Л Н Толстому :: Лесков Николай Семенович
Страница: 29 из 87") - искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и французов отделаем".
Последние слова были прочитаны чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова "я приеду завтра к обеду" видимо даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно-понятно. Это было то самое, что каждый из нас мог сам сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
В это время появился на дрожках полицеймейстер, сопровожденный двумя драгунами, и дал на народ добрый окрик. Приказный от лица народа выступил и робко доложил полицеймейстеру, что народ сошелся "по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота послужить". Полицеймейстер объявил, что о них будет сделано распоряжение, и велел своему кучеру ехать.
"Обман, ребята, - кричит народ. - Иди к самому, пущай отчет подаст", и толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
"Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то пропадать будем; что ж мы собаки, что ли", - слышалось чаще в толпе.
XXIV глава романа представляет нам эту самую народную группу перед лицом главнокомандующего Москвы, и при этом странный, дикий и почти невозможный поступок Растопчина.
Последние слова были прочитаны чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова "я приеду завтра к обеду" видимо даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно-понятно. Это было то самое, что каждый из нас мог сам сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
В это время появился на дрожках полицеймейстер, сопровожденный двумя драгунами, и дал на народ добрый окрик. Приказный от лица народа выступил и робко доложил полицеймейстеру, что народ сошелся "по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота послужить". Полицеймейстер объявил, что о них будет сделано распоряжение, и велел своему кучеру ехать.
"Обман, ребята, - кричит народ. - Иди к самому, пущай отчет подаст", и толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
"Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то пропадать будем; что ж мы собаки, что ли", - слышалось чаще в толпе.
XXIV глава романа представляет нам эту самую народную группу перед лицом главнокомандующего Москвы, и при этом странный, дикий и почти невозможный поступок Растопчина.