Гибель гитариста   ::   Слаповский Алексей

(Может, именно это коробило его во всякой самодеятельности? – неизбежные ошибки, нескладица, неумелость, – но он не знал этого, потому что не думал об этом.)

Он слушал, а над ним беззлобно озорничали: все наливали и наливали вина, глядя, как он машинально пьет и пьет – и это никак на нем не отражается.

Но отразилось-таки: выпив десять или двенадцать стаканов, Клекотов вдруг почувствовал, что не может встать.

– Сыграй еще, – попросил он Печенегина, плача, но тот и без того играл уже третий час, он попросил – и лишился чувств.

Очнулся он рано утром, увидел себя в незнакомом доме на раскладушке, раздетым, милициейская форма, аккуратно сложенная, лежала тут же. Клекотов оделся и тайно ушел из дома.

Месяц он не появлялся там.

А бессонница стала за это время хронической и, как ни чуждался он лекарств, пришлось прибегнуть к снотворным таблеткам.

Но в одну воробьиную осеннюю ночь – с разбойным ветром и холодной моросью – не помогли и три таблетки элениума.

Встал, оделся в гражданское, пошел на Ульяновскую.

Кругом было темно, а в доме тридцать три горел свет.

Он открыл калитку, вошел в незапертую дверь.

Денис Иванович был один, он сидел за столом и писал что-то.

– Здравствуйте, письмо вот сочиняю, – сказал он. – Чаю?

– Дело хорошее, – сказал Клекотов, присаживаясь, – и непонятно, к чему относилась эта характеристика, к занятию ли Печенегина – или к чаю. Печенегин, впрочем, не стал ломать голову, налил чаю, подал Клекотову.