Гипсовый трубач, или конец фильма   ::   Поляков Юрий Михайлович

Его пьесы - это же «ремейки» и «сиквелы», как сегодня выражаются…

– Вы-то сами хоть раз ремейк или сиквел писали?

– Приходилось, - вздохнул Кокотов.

– А почему тогда Гёте свой «ремейк» пятьдесят лет сочинял?! - вдруг страшным голосом закричал Жарынин и, отвернувшись от летевшей навстречу дороги, уставился на Кокотова бешеными выцветшими глазами. - «Фауст» ведь тоже ремейк!

– Вы меня так спрашиваете, - стараясь сохранять спокойствие, произнес писатель, - как будто это я был у Гёте соавтором. И, пожалуйста, смотрите вперед - мы разобьемся!

Даже не глянув на дорогу, Жарынин легко обошел внезапно выросший впереди грузовик-длинномер и сказал уже спокойнее:

– У Гёте был соавтор! Из-за этого он так долго и писал «Фауста». И вы прекрасно знаете, кто был тот соавтор!

Режиссер уставился на трассу, и некоторое время они ехали молча. Андрей Львович горестно размышлял о том, что, видимо, напрасно связался с этим странным человеком, даже не наведя о нем каких-нибудь справок. Мало ли кто он такой? Может, вообще маньяк! Завезет куда-нибудь… Так, припугивая самого себя, он в задумчивости нащупал в носу горошину, из за которой срочно пришлось звонить Оклякшину, проситься на прием…

– А почему все-таки, Андрей Львович, вы так мало написали? - как ни в чем не бывало, дружелюбно, даже сочувственно спросил Жарынин.

– Я не сразу пришел в литературу, - пожаловался Кокотов и страшным усилием воли заставил себя не щупать нос.