JК
Сухая ветка сирени :: Мелентьев Виталий Григорьевич
Страница: 9 из 105Ну, посмеялись – водка ж играет. Конфеты стали есть, а тут милиция… Вот и все.
Николай записал рассказанное в протокол и задумался. Что ж, вариант вполне возможный. Выпивка, глупость, мальчишеская лихая бесшабашность: мы такие, нам все позволено. Но следствие есть следствие.
– Кто открывал машину?
– Не знаю… Я же сказал: я сразу ушел.
– А кто какие вещи брал?
– Опять не знаю… – Во взгляде Хромова мелькнула настороженность и твердость.
– Вы ведь все родственники, и вы наверняка знаете, у кого есть ключ или отмычка.
Впервые Хромов задумался. На его длинной, жилистой шее прокатился бугор кадыка.
– Не знаю… Не по мне все это… Не по мне.
Голос у него прерывался, на глазах заблестели слезы. Николай молча налил воды и передал стакан Хромову. Он привстал и длинной рукой взял стакан. Его сильные пальцы лекальщика дрожали.
Когда Иван Васильевич успокоился, Грошев задумчиво произнес:
– Все, что вы мне сказали, по-видимому, чистейшая правда…
– Мне врать незачем, – кивнул Хромов.
– И в то же время, как мне кажется, это не вся правда.
– Я… не понимаю, – подался вперед Хромов.
– Что-то вас гнетет, может быть, даже жизни не дает.
У Хромова опять навернулись слезы, но Грошев сделал вид, что не заметил их.
Николай записал рассказанное в протокол и задумался. Что ж, вариант вполне возможный. Выпивка, глупость, мальчишеская лихая бесшабашность: мы такие, нам все позволено. Но следствие есть следствие.
– Кто открывал машину?
– Не знаю… Я же сказал: я сразу ушел.
– А кто какие вещи брал?
– Опять не знаю… – Во взгляде Хромова мелькнула настороженность и твердость.
– Вы ведь все родственники, и вы наверняка знаете, у кого есть ключ или отмычка.
Впервые Хромов задумался. На его длинной, жилистой шее прокатился бугор кадыка.
– Не знаю… Не по мне все это… Не по мне.
Голос у него прерывался, на глазах заблестели слезы. Николай молча налил воды и передал стакан Хромову. Он привстал и длинной рукой взял стакан. Его сильные пальцы лекальщика дрожали.
Когда Иван Васильевич успокоился, Грошев задумчиво произнес:
– Все, что вы мне сказали, по-видимому, чистейшая правда…
– Мне врать незачем, – кивнул Хромов.
– И в то же время, как мне кажется, это не вся правда.
– Я… не понимаю, – подался вперед Хромов.
– Что-то вас гнетет, может быть, даже жизни не дает.
У Хромова опять навернулись слезы, но Грошев сделал вид, что не заметил их.