Год Дракона   ::   Давыдов Вадим

Я грустную женщину видеть не могу, Дюхон. Я сразу подхожу и начинаю утешать. Я ведь не тащу никого в койку…

— Да. Это они тебя тащат.

— Правильно. Это само получается… Или не получается. Ты думаешь, у меня писька чешется? Или у них? Это душа… Мечется, понимаешь? Эх… Тебе хорошо рассуждать, вон, у тебя совсем все по-другому… А у меня… У меня — вот так. Я не знаю… Может, и навсегда…

— А мама твоя… она знает?

— Нет. Ну, то есть, она понимает, что я не в кино на последнем сеансе задержался… Да я редко очень дома не ночую. И звоню всегда. Ей главное знать, где я и что со мной все в порядке.

— И она ничего не говорит?

— Ну… Что она может сказать… Нет. Не говорит. Вздыхает. У меня мама умная очень, Дюхон. Я ей объяснил разик, в чем дело. Я не думаю, конечно, что она от этого пришла в сильный восторг… Но я уже довольно большой мальчик. Что выросло, то выросло. Слава Б-гу, что она меня женить не пытается.

— А дети?

— Какие дети, Дюхон?! Ты в своем уме?! Рожать солдат для большевиков?! Нет, нет, и не уговаривай меня даже, я не поддамся.

— Когда-нибудь большевики кончатся, Дан…

— Никогда они не кончатся, Андрей, — сказал он с такой злостью, какой Корабельщиков от Даньки не ожидал и не слыхивал. — Никогда. Особенно здесь. И вообще. Не они, так другие. Не Маркс с Лениным, так еще какая-нибудь гадость.

— Какая?!

— Откуда мне знать?! Какая-нибудь… Все время какая-нибудь гадость.