JК
Год тридцать седьмой :: Стругацкий Аркадий
Страница: 3 из 3Снег все падал, теплый, мягкий, совершенно ленинградский снег, кружился вокруг матовых шаров фонарей, опускался на лицо и на ресницы. Григорий протянул руку, и на ладонь опустились мохнатые снежинки. Ручной снег, подумал Григорий. Он обошел эмку, перешел улицу и вошел в вестибюль. В вестибюле топилась большая, зеленого кафеля печь, было светло и тепло, и было приятно подниматься по лестнице и знать, что тебя ждут, и завтра будут ждать – уже в другом месте и другие люди, и послезавтра и еще долго-долго, месяца два. Два месяца приятных обязанностей, исключительно приятных обязанностей и хорошей работы, и работать есть над чем, и приятно думать, что эта работа сейчас нужна, потому что на Эбро не так уж много журналистов, и большинство из них пишут ерунду, ставят все вверх ногами – чаще не по злобе, а по глупости. Просто не видят главного – классовая глупость, они считают, что человек – всего лишь человек, и переубедить их невозможно, да, наверное, и не нужно…
Сашка стоял на стремянке и копался в дверном звонке.
– Здравствуй, завмаг, – сказал Григорий.
Сашка взглянул сверху вниз, спрыгнул и сказал:
– Здравствуй, испанец.
– Салюд, камарада, – сказал Григорий, и они обнялись и стали хлопать друг друга по спине.
– Жив, жив, писака, – приговаривал Сашка. – Жив, старый хрен…
Они отпустили друг друга, и Сашка сказал:
– Заходи, раздевайся и кури.
Сашка стоял на стремянке и копался в дверном звонке.
– Здравствуй, завмаг, – сказал Григорий.
Сашка взглянул сверху вниз, спрыгнул и сказал:
– Здравствуй, испанец.
– Салюд, камарада, – сказал Григорий, и они обнялись и стали хлопать друг друга по спине.
– Жив, жив, писака, – приговаривал Сашка. – Жив, старый хрен…
Они отпустили друг друга, и Сашка сказал:
– Заходи, раздевайся и кури.