Головнин. Дважды плененный   ::   Фирсов Иван Иванович

В первый день мая на палубу линейного корабля «Не тронь меня» на Большом Кронштадтском рейде ступил гардемарин Василий Головнин с товарищами. Сдернув шляпы, они приветствовали кормовой Андреевский флаг.

Вахтенный мичман, не скрывая добродушной усмешки, оглядел первогодков-гардемаринов, их нехитрые баулы.

— Сбирайте свою рухлядь и айда в отведенную вам каюту, матрос проводит. После того, без мешкоты, сюда, капитан вас поджидает.

Капитан Тревенен впервые видел русских гардемаринов. Цепким взглядом окинул всех троих. Неказистые, но один из них, темноглазый крепыш, видать, самый проворный.

— Кто из вас работал на парусе? — Тревенен за два с лишним года неплохо освоил русский лексикон. Трое юношей переглянулись. Ответил крепыш.

— Все мы, господин капитан. Токмо на шхуне нашей, корпусной.

— Вери гуд! — повеселел капитан. — Будете работать со шкотами [19] на гроте. На корабле большая нехватка матрос. — Капитан крикнул юнгу, велел позвать боцмана…

Летом в хорошую погоду Адмиралтейская игла, ангел на шпиле церкви Святых Петра и Павла запросто просматривались с марсов кораблей [20] на Кронштадтском рейде и с бастионов крепостных стен. Собственно кронштадтская эскадра и крепостные стены всегда, со времен Петра Великого, стояли на страже северной столицы, были ее первым и, увы, последним щитом. И в войну столица тревожилась.

Едва смолкла пушечная канонада на Ревельском рейде, в Санкт-Петербурге всполошились.