Гомер. Илиада   ::   Барикко Алессандро

Щит к щиту, шлем к шлему, воин к воину – при каждом движении гривы на шлемах касались соседей по строю. Патрокл возвышался во главе войска на колеснице, в которую Автомедон впряг двух бессмертных и быстрых, как ветер, коней: Ксанфа и Балия, а также Педаса – коня смертного, но прекрасного.

Ахиллес вернулся в шатер и отпер пышно изукрашенный ковчег, который его мать сама приказала погрузить на корабль; он был полон хитонов, плащей и тяжелых покровов. В нем хранился и драгоценный кубок, которым Ахиллес творил возлияния одному только Зевсу и никакому другому богу. Он вынул кубок, очистил серой, промыл прозрачной водой и, омыв себе руки, наполнил его искрящимся вином. Затем вышел наружу и, став перед войском, возливал вино и молился всемогущему Зевсу о том, чтобы Патрокл врагов отразил и с победой вернулся назад. И все мы молились о том же.

Мы налетели на троянцев, как рой свирепых потревоженных ос. От кораблей страшным эхом отозвались наши крики. И вопль Патрокла, мчавшегося впереди в пышных доспехах Ахиллеса. И троянцы увидели его. Блистательного, стоящего на колеснице рядом с Автомедоном. Они подумали: Ахиллес, И тут же у них в ополчении поднялось смятенье, а в душах – тревога. Пропасть смерти разверзлась у них под ногами, и каждый стал озираться, ища спасенья от грозной погибели.