Горячий осколок   ::   Шмерлинг Семен Борисович

— У самой головы просвистел, метку в кабине оставил…

— Покажи, — попросил Сляднев.

— Пожалуйста, — польщённый вниманием, Алексей всё-таки ожидал насмешки. Ведь он-то вояка без году неделя, а люди едва не всю войну прошли. Он разве что в Москве на крышу лазил зажигалки тушить, да так ни одной и не досталось, а шофёры тысячи вёрст по фронтам исколесили.

Но Сляднев и не думал смеяться. Он, как я Карнаухов, ощупал осколок, потом задумчиво сказал:

— Ничего, дурак. Весит. На тебя бы, Алёша, хватило… А мой первый снаряд разорвался двадцать второго июня, ровно в четыре часа, как в песне поётся. У самой нашей казармы грохнул, осколки — в открытое окно… Вскочили, слышим команду: «В ружьё!» Кто поднялся, а кому и не пришлось. Живые в атаку пошли, автопарк от немцев отбивать…

— А у меня все не так получилось, — проговорил Карнаухов. — Везли нас на фронт в эшелоне, и машины с нами. Я на платформе, со своим «ЗИСом». Быстро везли. Смоленск проехали, глядим — летят. Я и сосчитать не успел… Только вижу — ударили по паровозу, запарил он и стал. Немец спустился и вдоль эшелона чешет из пулемётов… А я мечусь вокруг «ЗИСа» и поделать ничего не могу. И страх обуял, в пору на землю прыгать, пластом ложиться, и машину жалко, ну как её одну оставлю, ведь сожгет… Так и прокрутился на платформе возле своего «Захара».

— И что же?

— Обошлось. Мой «Захар» заговорённый. Глядишь, ещё в Берлин на нём въеду.

— А тебя, Курочкин, где война застала? — спросил уже не боявшийся насмешек Алексей.

— Где застала, там тебя не было.