Городок Окуров   ::   Горький Максим

Но Тиунов сам понял опасность; решительно дёрнув головой кверху, он спокойно начал:

- Ладно, скажу я вам некоторые краткие мысли и как они дошли до моегоразума. Будучи в Москве, был я, промежду прочим, торговцем - продавал подовые пироги...

И начал подробно рассказывать о каком-то иконописце, вдовом человеке, который весь свой заработок тратил на подаяние арестантам. Говорил гладко, но вяло и неинтересно, осторожно выбирал слова и словно боялся сказать нечто важное, что люди ещё не могут оценить и недостойны знать. Посматривал на всех скучно, и глуховатый голос его звучал подзадоривающе лениво.

- Ты однако меня не дразни! - сказал Вавила сквозь зубы. - Я кроткий, но коли что-нибудь против меня - сержусь я тогда!

Кривой помолчал, потом строго воззрился на него и вдруг спросил:

- Ты - кто?

- Я?

- Да, ты.

Озадаченный вопросом, Бурмистров улыбнулся, оглядел всех и натянуто захохотал.

- Ты - мещанин? - спокойно и с угрозою вновь спросил кривой.

- Я? Мещанин! - Вавила ударил себя в грудь кулаком. - Ну?

- А знаешь ты, что такое соответствующий человек? - спрашивал Тиунов, понижая голос.

- Какой?

Кривой тихо и раздельно повторил:

- Со-ответствующий!

Бурмистров не мог более чувствовать себя в затруднительном положении: он вскочил, опрокинул стол, скрипнув зубами, разорвал на себе рубаху, затопал, затрясся, схватил Тиунова за ворот и, встряхивая его, орал:

- Яков! Не бунтуй меня!

Эти выходки были всем знакомы: к ним Вавила прибегал, когда чувствовал себя опрокинутым, и они не возбуждали сочувствия публики.