Городок Окуров   ::   Горький Максим

- Будет! - сказала Лодка, ещё дальше отступая от него.

Сима взглянул в лицо ей и уныло замолчал, ему показалось, что она сердится: щёки у неё побелели, глаза стали тёмно-синими, а губы крепко сжались. Сима стал виновато объяснять:

- Это я потому, что у Стрельцовых Лиза померла. Долго очень хворала, а мать всё на подёнщину ходит, - сердилась на неё, на Лизу: мешаешь, кричала. А умерла - так она третьи сутки плачет теперь, Марья-то Назаровна!

- Знаю я это! - почти с досадой, но негромко сказала женщина. Хоронила я детей, - двое было...

Она оглянулась: розовый сумрак наполнял сад, между ветвями деревьев, бедно одетых осеннею листвою, сверкало багровое солнце.

- Идём со мной! - вдруг приказала она Симе; юноша положил удилища и покорно тронулся с места, неловко поднимая ноги. Она же шла быстро и, как бы прячась от кого-то, нагибалась к земле. Привела его в тёмный угол сада и там, указав на кучу мелкого хвороста, шепнула ему:

- Сядь!

И, когда он сел, обняла его за шею, тихо и торопливо спрашивая:

- Ведь ты любишь меня, любишь?

- Да, - ответил Сима, вздрогнув.

- Ну, и я тебя люблю! - быстро сказала она.

Он, испуганно взглянув в лицо ей, отодвинулся.

- Это - это уж неправда, - вы нарочно...

- Ах, господи! - тихонько воскликнула женщина. - Ей же богу! Вот перекрестилась, видишь?

Тогда он взвыл, рванулся к ней и, сунув голову в колени её, бормотал, радостно всхлипывая:

- Я ведь давно-о! Я вас - так люблю...