Государственная тайна   ::   Залыгин Сергей

Если так, значит, так ей и нужно,легкомысленной, глупой, озорной, без ноги остаться: сама виновата! Зачем влезла в бензовоз и себе и Охламону испортила жизнь?!

Другое дело, если любила, - это оправдание, легче становилось на душе. Значит, была все-таки причина для ее увечья, и легче становилось на душе, легче и чуть-чуть удобнее становился протез. Любовь всегда дается высокой ценой, у нее же цена оказалась уж очень высока, но все-таки была.

Когда она забиралась в кабину бензовоза, он ей говорил тогда:

- Не надо бы, Лизка! Не надо бы?!

Она отвечала:

- Без тебя знаю, что делаю! Трогай!

Сколько нынче забот: как век дожить и умереть, не испытывая уже немыслимых голода и холода, как деньжонок скопить на собственные похороны, оставить те деньжонки немой Ксении, она сделает. Как не впасть в окончательную тоску, глядя на все, что происходит кругом? Но вот оказалась у нее и еще одна неотступная забота - узнать, любила она кого-нибудь или никогда никого?

Бывало, что к их беседе присоединялась толстуха Ксения Коростелева. Она любила слушать человеческие голоса и, что бы при ней ни говорилось, тихонько смеялась, сама же не говорила никогда и ничего - была немой. Толщины она была неимоверной, с заплывшей физиономией, глазки чуть-чуть только видать на лице. И откуда было взяться этакому телу, если питалась-то Ксения картофельной шелухой, густо посыпанной солью?

В ее присутствии разговор между Елизаветой и Охламоном становился живее. Охламон сильнее горячился.